Мы помним, как всё начиналось
(из архивов музея МКОУ СОШ с. Преображенка)
В селе Монастырь была открыта первая сельско-приходская школа. Она была единственная на реке Нижняя Тунгуска, на которой тогда стояло до 15 карликовых посёлков, по виду своему похожих на хутора. Эти селения, разбросавшиеся по долине реки на 600 километров. не могли в достаточной мере пользоваться теми "благами" просвещения, которые давала монастырская школа.
Естественно, в ней могли учиться только дети богатых крестьян, местных чиновников и попа. Контингент учащихся состоял из 15-20 учеников. Учились главным образом мальчики. В школе имелось несколько букварей, задачников да молитвенников.
Работа в школе проходила монотонно, скучно, однообразно. Надоедливый режим школы вытравливал у детей всякое желание учиться. Бесконечные молитвы одеревеняли живую душу ребёнка-учащегося, а закон Божий просто убивал всё живое. Алексей Юрьев, старик, 92 лет, но имеющий ещё крепкое сознание и память, рассказывает: "В нашей школе учил поп Архипыч. Учил буквам, арифметике, молитвам. По субботам Архипыч читал библию. Помнится: первая книга Моисеева "Бытие", потом вторая книга "Исход", третья - "Левит", четвёртая - "Числа", пятая - "Вторазаконие".
В понедельник читали Евангелие, "Судей Израилевых", "Притчей Соломоновых", а по пятницам зубрили "Книгу пророка Аггея". Так шли занятия из года в год на протяжении полста лет. В 1890 году на реке Нижняя Тунгуска появилась другая школа - начальная, построенная в селе Непа. Вскорости за ней построили школу в деревне Оськино. Как в той, так и в другой деревне, имелись небольшие деревянные церкви. Время от времени в них шла церковная служба. Службу вели заезжие попы. Церковь, несомненно, оказывала влияние на работу школы, на воспитание её питомцев, так как ведущей дисциплиной из всех уроков был Закон божий. Монастырская школа позднее стала называться Преображенской, потому что село Монастырь было переименовано и получило название Преображенье, а ещё позднее оно стало именоваться Преображенка.
В этих школах с тремя классами учились дети местных крестьян. Дети эвенков не учились (кроме двух-трёх человек). В то время к школе их не приобщали. Лишь после Октябрьской революции был открыт путь образовании эвенков. И первым местом учёбы стал Ербогачён. Здесь расцвёл цветок национальной культуры. Ликвидировать духовную отсталось туземцев, поднять культурный уровень отсталой народности - была очередная задача новой власти.
В 1920 году была построена начальная трёхкомплексная школа. Заведующим был Киселёв. Эвенкийское население к столь важному мероприятию отнеслось положительно. Маленькая школа для них явилась чем-то необыкновенным, чистым, добрым духом.
Население концентрировалось вокруг школы, оно не выходило далеко в таёжные пространства, так как надо было учить детей в школе. Если же случалось быть тому, что родители уходили далеко в леса на промысел, то они выходили с охоты не менее трёх раз в год: в начале октября, в конце декабря и в начале апреля, пока держалась зимняя дорога. Однако не всё население отнеслось к школе доброжелательно. Многие эвенки говорили, что школа дело не доброе, здесь другая вера. Всякая книга - злой дух, который оставил на листах след буквы.
Обкинский шаман Чарча, грузный, толстый мужчина с короткими седыми волосами на голове, с редкими усами и тоже белыми, одетый в кожаный халат, говорил сородичам: "На речке Илимпее жил когда-то чапогирский род. Людей в этом роде было много, и жили они богато, дружно и в довольствии. Однажды к ним пришёл русский человек-беглец, кажется политическим он был. Стал этот человек говорить: "Надо, говорит, вместо чумов избы строить, одежду шить, пищу варить и детей чаще купать в тёплой воде". Туземцы послушались его и стали жить по его советам. Получилось плохо. Пришла болезнь и повально стала карать чапогирский род. Немного осталось в живых, и те сбежали на реку Ангару, проклиная этого человека. Он им принёс горе, несчастье. Разорил чапогирский род, а сам ушёл на Енисей".
И дальше шаман Чарча убеждал своих сородичей: "Если в Ербогачёне будет школа, то нас постигнет тоже горе, что случилось у чапогирского рода. Плохо будет туземцам, опустеют наши туземные стойбища, умрём все без остатка. Дети мои, слушайте меня. Нам не нужна школа, она наше бедствие".
Кроме шамана Чарчи, против школы выступали и другие шаманы: Санаяк, Чалакан, хотя последний позднее говорил, что "пущай наши дети живут по другому, жизнь настаёт другая".
Новая жизнь шла вперёд. Дети учились в школе, больные лечились в больнице, а не у шамана, одежда шилась из материи, которая завозилась кооперацией. Хотя существовали огромные трудности в преодолении отсталости:
1) Разбросанность населения по необъятному пространству тайги и плохая связь
2) Хозяйственная отсталость, население находилось на грани вырождения
3) В сознании населения были сильные вековые предрассудки, суеверия.
В школе учились дети эвенков и русских. Школа называлась "смешанной". Обучение шло на русском языке. На первых порах учащиеся жили по частным квартирам, в чумах. так как при школе интерната ещё не было. Учебный год начинался с 1 декабря и кончался в мае месяце. Такой регламент учебного года объяснялся тем, что родители учащихся, занимаясь охотой и рыболовством, забирали детей и уходили в лес на промысел.
В 1927 году регламент учебного года немного изменился, так как учебные занятия оканчивались уже не мае, а в сентябре. Учебный год необходимо было начинать с 1 декабря и кончать 1 сентября. Каникулы установить с 1 сентября до 1 декабря. Один родитель заявил: "Мой парень 15 лет, хороший охотник. Как быть? Если с собой в лес взять парня-то, то он в школе учиться не будет, если в школе оставить, то я мало добуду пушнины. На чё стану жить? Семья большая 10 человек, едоки все. Я думаю, товарищи, школу надо открывать с 1 января, после Николы (праздник). Тогда мы 2 зайца убьём: и пушнина будет, и учение будет".
Боясь большого отсева учащихся, работники вынуждены были открывать школу с декабря месяца. Это было вызвано хозяйственным укладом жизни северного охотника-рыбака. Родитель ребёнка, уходя в далёкие леса на промысел, брал с собой всё семейство, и тайга для него была тоже школой, где он учил детей охотничьему делу. "Без знания охотничьей сноровки, повадок зверей, нельзя жить на земле нашему брату-промысловику", - говорил старик Каплин, житель Наканновского подрайона.
Каждое охотничье хозяйство, будучи в то время единоличным, стремилось настойчиво следовать за пушным обитателем тайги, сохраняя ревность к своему соседу охотнику. В сезон промысла каждый хозяин семьи старался использовать на охоте все свои возможности: оленей, собак, ружьё, жену, детей-подростков.
И это вполне понятно, потому что богатый улов пушнины будет зависеть от успешной подготовки к этому важному мероприятию. Важно использовать все домашние ресурсы и рабочую силу, которая может держать охотничье ружьё. Поэтому дети 8-9-10 лет уходили с родителями на промысел, выполняя подчас функцию зрелого охотника. С охоты возвращались они лишь в декабре месяце. При таком укладе жизни единоличного охотника, ребёнок школьного возраста и подросток мог приходить в школу примерно 20 декабря или в начале января. Бывали и такие случаи, когда в школу дети приходили в середине учебного года, в марте месяце. Вплоть до 1935 года учебный год в эвенкийских школах (их стало две) начинался с 1 декабря и кончался 1 сентября.
Остальное время: сентябрь, октябрь, ноябрь - были каникулы. С 1935 года, когда охотничье-рыболовные хозяйства в большинстве своём вошли в промысловые артели, учебный год в эвенкийских школах стал открываться с 1 сентября, как в русских школах. Дети охотников уже не стали использоваться в такой мере на охоте, как это было раньше. Они, конечно, своё пристрастие к ружью, собаке, оленю, рыбалке и охоте не забрасывали, однако к началу учебного года родители их привозили аккуратно. Причём внушали своим детям: "Когда вырастите, да выучитесь грамоте, тогда и охотой займётесь. Промысловику и рыбаку надо быть грамотным человеком".
Возрастной состав учащихся в школе был неодинаков. Первый класс, единственный класс в то время, комплектовался детьми от 10 до 15 лет и юношами с 15 до 20 лет и выше. Почти такой же возраст имели и русские учащиеся. Занятия велись на русском языке, хотя эвенки в большинстве своём говорили только на своём родном языке. Когда учитель старался на уроке объяснить какую-либо тему, многие учащиеся эвенки с трудом слушали его, говоря: "Нам рассказывал бы на нашем языке, а буквы можно писать и по-русски".
Ученики на уроках курили, не дожидаясь перерыва. На парте или на столе перед лицом учителя обыкновенно лежали такие предметы: букварь, карандаши, спички, кошель с табаком и трубка, украшенная медными кольцами и орнаментом. Во время урока великовозрастные учащиеся сидели часто в шапках и парках. Трубка не вынималась из их зубов. Табачный дым висел над всей школьной обстановкой. Иной раз густота дыма доходила до того, те учащиеся, которые сидели подальше от доски, плохо видели, что писалось учителем на доске.
Из воспоминаний учителя, работавшего в 1922 году в смешанной школе: "Навести дисциплину во время урока в классе, почти не удавалось. Юноши-эвенки, не понимая в достаточной мере русского языка, никак не могли уяснить, что в классе курить нельзя. Такой запрет им не нравился. Ученики могли свободно ходить во время урока, вопреки предупреждениям".
Правила школьной жизни туго усваивались учащимися. Учась в школе, они должны были заботиться о своём пропитании. Родители не всегда обеспечивали своих детей продуктами, то есть находились за несколько сот километров в тайге и не имели возможности постоянно присылать продукты детям. Дети лет 10-14 уходили на день, а то и два белковать, пропуская школьные занятия. Добыв несколько штук белок, он через местное потреб-общество обеспечивали себя продуктами питания на 10-15 дней.
При школе тогда не было интерната. (До 1926 года, пока не был организован интернат за счёт государства).
1 мая Ербогачёнская школа явилась искрой в необъятном таёжном пространстве. Она приобщила значительную часть населения к новой жизни, организованной Советской властью.
Немало в области просвещения местного населения сделали политссыльные. Они организовывали лигпункты. Первые лигпункты появились в 1912 году. Их было не много и по своему размеру они были крошечными. В каждом лигпункте числилось не более 2-3 человек. Были и такие, в которых учились по 1 человеку. Учёба была бесплатная, так его руководители политссыльные. Монахов Николай Николаевич вот что рассказывает: "Читать и писать по русски научился у одного ссыльного. Звали его Фаинберг. Проживал он местечке Сименга. Он говорил о боге, о земле, о солнце, о жизни городской, о царе. Мы эвенки любили его за добродушное отношение к нам. Он научил нас хлеб стряпать, обеды варить из мяса, деревянную посуду делать. Учил женщин растить здоровых детей. Старые эвенки говорили про него, как, дескать царь плохо разбирается в людях. Такого человека в ссылку послал, считая его каким-то преступником. Нет, тут, наверное произошла ошибка у царя - вместо бродячего убийцы наказал хорошего человека.
В своей работе лигпункты не могли много сделать. Ученики часто отлучались на охоту, уходили на рыбалку, кочевой образ жизни эвенков не давал возможности систематически и плавно проводить занятия с учениками. Занятия лигпунктов обычно проходили по вечерам и в чумах, где маленький огонёк огневища, заключённого в 4-х угольную рамку из дерева и огребённый землёй, служил освещением или освещением служила жировня.
В летнее время, когда эвенки находились в состоянии отдыха, так как охота в этот период не производилась, учение проходило на лоне природы. Алексей Каплин (60 лет) вспоминает: "Грамоте меня научил Ивин Николай, политссыльный. Я с ним рыбачил, охотился. Где настигнет ночь, там и учение начинается. Днём занимались, пока врится чай или мясо. Он буквы покажет, а я их пою, потом пишу на бересте углём. Бумаги и карандашей не было. Не завозили их в старое время. Чтобы лучше запомнить буквы, я их часто повторял. Научился читать, задачи решал".
Такие неофициально-карликовые лигпункты были в Симинге, Ангачо, Чирко, Ербогачёне. По воспоминаниям старожилов, выясняется, что в 1912-1917 годах всего училось эвенков 10-11 человек, которые научились читать и писать. И научили их политссыльные. Обучение эвенков шло без букварей, задачников, бумаги и карандашей. Чиновники самодержавия не завозили учебников, наглядного пособия. Это было не выгодно.
Старик Бояршин говорит: "В ранешние времена, легче было достать ведро водки, чем бумагу с карандашами".
Вместо бумаги употреблялась береста, лиственная и еловая кора, тонко выструганные дощечки. Вместо чернил и карандашей использовались берёзовые угли, ягодный рассол. Хотя были и такие случаи, когда в руках обучающегося появлялась бумага и карандаш. Бывший политссыльный пишет в своих воспоминаниях: "Я обучал грамоте 2-х парней-охотников. За неимением учебных принадлежностей, мы писали берёзовыми углями, а вместо тетрадок использовали бересту. Потом, как-то в конце осени, 1912 году, нам повезло, привезли несколько тетрадок и 10 карандашей".
Дореволюционные лигпункты заложили начало ликвидации неграмотности взрослого населения.
И.Е. Марков (первый директор Ербогачёнской средней школы).
"Правда Севера" от 2 августа 2014 года.