И снова дома
Отправив в Иркутск письма с просьбой о восстановлении меня на работе и в комсомоле, я стал думать о том, что мне делать дальше. Оставаться в селе не хотелось: здесь проходили собрания молодёжи и колхозников, на которых разбирали мои "преступные дела", обвиняя меня во всех грехах. Теперь, когда я выходил на улицу, соседи смотрели на меня косо и отчуждённо, порой враждебно. Некоторые даже перестали со мной здороваться.
Видя всё это, я решил отправиться на охоту за утками на речку Большая Тира за 40 км от р. Лены, благо приближался весенний перелёт. Родители одобрили моё решение. Отец вручил мне своё охотничье ружьё - одноствольный дробовик 12-го калибра, патронташ с патронами, запас дроби и пистонов. Мать напекла пирогов, четыре больших каравая хлеба. Нагруженный всем этим, топором за поясом и ружьём в руках ранним утром я отправился в дальний путь.
На речке Большая Тира доводилось бывать ранее, но в летнее время, на покосе. А заготовленное там сено по "зимнику" крестьяне вывозили в свои хозяйства. Отправляясь туда на охоту, чтобы пережить трудное время, я надеялся остановиться в зимовье Митрича - седобородого старика, который каждый год в это время ловил там рыбу.
Прошагав по заснеженным таёжным дорогам километров 30, под вечер апрельского солнечного дня я оказался на берегу незамерзающей речушки Луга. Летом она почти совсем пересыхала, зато весной набухала паводком и перейти её было непросто. Теперь тоже на берегах её лежали высокие снежные сугробы, между которыми виднелась бурлящая черная вода. Но расстояние между сугробами - чуть более метра. Я должен был торопиться, так как солнце уже опускалось к горизонту, становилось холодно, а шагать до зимовья оставалось ещё километров 10-12. Что делать?
Выход, казалось, был найден хороший: перебросив на противоположный берег речушки всё своё "хозяйство", я решил перепрыгнуть с одного её берега на другой. Однако как только я поднялся на сугроб, он вдруг рухнул подо мной, и я оказался по горло в ледяной воде. С трудом выкарабкавшись на противоположный берег, почувствовал, что замерзаю. Тут я вспомнил, что где-то поблизости здесь должно быть зимовьё, в котором в зимнее время останавливались крестьяне, направляясь домой с возами сена. Напрягая силы, бросился бежать по заснеженной дороге и вскоре увидел занесённую снегом маленькую "избушку на курьих ножках".
Дверь в избушку не была заперта на замок. Вбежав в неё, я к великой своей радости нашел на окошке спички, а рядом со старой железной печкой -"буржуйкой" лежала вязанка сухих дров. Я понял, что спасён и своим спасением обязан хорошей традиции сибиряков, вероятно, спасшей немало людей от гибели в этом суровом краю.
Обсушившись у раскалённой до красна железной печки, я сбегал к речке, набрал котелок воды и сварил горячий крепкий чай. Закусывая его пирогами с картошкой, чувствовал себя счастливым. В самом деле: много ли надо человеку для счастья?! Тут пришлось и ночевать.
Сам я в тех местах зимой не бывал, но отец рассказывал, что на Лугах обитают медведи. Весенние воды бывает подтапливают берлоги, в которых они спят в зимнее время. Вынужденные оставлять свои жилища, звери бродят по заснеженной тайге в поисках пищи. И на случай прихода такого "непрошенного гостя" я привязал на ночь дверь за скобу ремнём, ружьё зарядил боевым патроном с "жеребьем", а в изголовье положил топор. Закончив эти приготовления, скоро крепко заснул, а проснувшись поутру, позавтракал и к полудню уже был в зимовье Митрича, который очень обрадовался моему приходу и потчевал меня вкусной ухой из свежего налима.
Подкрепившись, полный охотничьего азарта, я тот же час отправился на речку в надежде подстрелить утку. Но у меня не было никакого опыта в этом деле. И хотя, соблюдая предосторожность, я дважды подкрадывался к стае чирков, ничего у меня не получилось. Неудачной была охота и на другой день. Я сердился, ругал себя последними словами. Но, к счастью, появился в нашем зимовье настоящий охотник-профессионал, который дал мне полезные советы и даже показал, как должен действовать человек на охоте. Целый день охотились мы вместе, но только одна подстреленная утка стала нашим общим трофеем. Из неё мы приготовили вкусный ужин.
На другой день рано утром Марков Сергей Алексеевич сказал, что теперь мы будем охотиться по отдельности. Я понял, что мешаю ему, и возражать не стал, считая, что он поступает правильно. Был это хороший охотник, но весной 1978 года Сергей погиб в единоборстве с медведем. Случилось это там же, на речке Большая Тира. Поднимаясь на лодке вверх по течению речушки, Марков подвергся неожиданному нападению огромного медведя, который обрушился на него с крутого обрыва. Лодка перевернулась, ружьё упало в воду. Зверь настиг охотника в воде и задушил его.
Итак, я стал ходить на охоту один, уже имея некоторый опыт. Но первый же день, проведённый без Сергея, едва не закончился для меня трагедией. Утро выдалось тихое, солнечное. Небольшие стая кряков, гоголей, чирков с шумом пролетали низко вдоль реки, но не садились. Я провожал их взором, не стреляя. вдруг пара крупных селезней села на воду совсем близко - метрах в десяти от берега, напротив того места, где я только что расположился, чтобы закусить. Утки плавали среди голых макушек берёз и осин, затопленных половодьем. Я понял - это мой первый охотничий шанс и выстрелил. Одна утка осталась мёртвой на поверхности воды. Другая, громко крякая, покружив, улетела. мой трофей застрял в ветках затопленных деревьев. Быстро соорудив примитивный плотик из жердей, я разулся, снял куртку, отложил в сторону ружьё, и, оттолкнувшись длинным шестом от берега, отправился за ним. Но одна из жердей зацепилась за макушку дерева, торчавшего из воды, плот развалился, и я оказался в ледяной воде.
Выбравшись на берег, я вдруг заметил, что вода прибывает очень быстро. Оглянулся кругом и обомлел: вода залила всю долину - огромный, без единого дерева луг, на котором лишь кое-где ещё виднелись редкие островки сухой земли. Я понял, что оказался в ловушке, что совсем скоро вода затопит и то место, где стою. Схватив ружьё, куртку и сапоги, я босиком бросился бежать к недалёкому лесу, где начинался подъём на хребет. вода уже подступала к нему, так что мне пришлось преодолевать вброд последнюю сотню метров. Но я был спасён!
Когда я рассказал Митричу о случившемся, он пожалел,что ранее не предупредил меня: "В весенне время такие внезапные наводнения тут происходят довольно часто, - рассказал он. Они очень опасны, когда застают человека врасплох в широком безлюдном ровном пространстве. Случаются и жертвы...
Охота продолжалась, и я стал приносить редкие охотничьи трофеи. Скоро их набралось более полусотни. Сергей, конечно, был более удачлив - его трофеи заполнили целый мешок. И в начале мая мы соорудили небольшой плот со скрадом, а быстрое течение полноводной реки за одни сутки вынесло нас к Лене, в которую р. Тира впадает километрах в пятнадцати ниже Марково.
Дома мать вручила мне письмо из Иркутска. В нём крайоно извещал меня о том, что я восстановлен на работе и что мне оплатят вынужденный прогул. Для меня это была очень большая радость. Я поверил, что в мире есть правда и есть хорошие люди. И селяне тоже скоро узнали, что я не троцкист, не зиновьевец и не преступник, а против советской власти ничего не замышлял. Отношение их ко мне изменилось.
Я был реабилитирован! Правда, в письме из крайкома, которое пришло несколько позже, мне предлагалось приехать в Иркутск специально "для разбора Вашего дела". Но для такой поездки у меня не было ни денег, ни времени. И в комсомоле я был восстановлен только через три года, когда приехал в Иркутск для поступления в педагогический институт. Пока же, отложив всё, я стал спешно собираться в Киренск, чтобы устроиться на работу в школу.