"Голубая мечта" и после
Иркутский государственный педагогический институт в 30-х годах принадлежал к числу престижных в Сибири высших учебных заведений страны. Моими друзьями-товарищами стали земляки Марков Г.И., Калашникова Е.М., а также мой односельчанин и друг детства Марков Д.И., поступивший на географический факультет института. Жили мы - студенты литфака в общежитии на ул. Транспортная, на красивом берегу Ангары. Общежитие соединялось переходом с учебным корпусом, что было для нас удобно: мало кто опаздывал на занятия. В комнату поселили 5 человек. Наши койки с Григорием Марковым стояли рядом. И это было тоже хорошо. После лекций мы с ним обычно направлялись в университетскую библиотеку, которая разместилась в бывшем губернаторском "Белом Доме" классической архитектуры, воздвигнутом в прошлом веке в небольшом парке на высоком берегу красавицы Ангары. Через несколько месяцев после моего поступления в институт жена телеграммой сообщила мне, что у нас родился ещё один сын, попросив меня назвать для него имя (я выбрал имя русского князя Игоря). А в мае 1939 года мне предложили вступить кандидатом в члены ВКП (б) и я с большой охотой согласился. А мой друг Григорий Марков, между тем, неожиданно исчез из института, даже не оставив своего нового адреса. Только много лет спустя мне стало известно, что он не был арестован, но стал ещё одной косвенной жертвой сталинских репрессий, одним из тех миллионов "членов семей врагов народа", которые были сосланы или посажены в тюрьмы, либо находились под постоянной угрозой ареста и, не выдержав, уходили в "неизвестность", предпочитая добровольную ссылку куда-нибудь на Крайний Север постоянной угрозе быть арестованным НКВД.
Всё дело в том, что отец Григория - Марков Иннокентий Иннокентьевич - потомственный крестьянин, глава большой семьи, создавшей крепкое хозяйство, в начале 30-х годов подлежал вместе с владельцами таких хозяйств аресту и высылке как кулак. Мне рассказывали, что, узнав о предстоящем престе, он ночью бежал на далёкую таёжную речушку - приток Лены, надеясь укрыться там и пересидеть трудное время. Но милиционерам был дан строгий приказ найти и арестовать беглеца, а о его местонахождении узнали бедняки. Вместе с милиционерами они пришли к тому зимовью, в котором укрывался крестьянин, чтобы арестовать его. Понимая, что положение безвыходное, Иннокентий Иннокентьевич предпочёл покончить с собой.
Григорий никогда не рассказывал мне об этом, но боязнь ареста, как сына "врага народа", постоянно давлела над ним, делая жизнь невыносимой. Как я узнал от него много лет спустя, Григорий бежал на Север, где работал на стройках, был в портах грузчиком и чернорабочим. После того, как началась война, он ушёл на фронт, там был тяжело ранен, вернулся в родное Марково, где работал учителем в местной школе. А летом 1979 года он написал мне письмо в Москву, пригласив приехать погостить, провести с ним отпуск. Но через год, накануне моего приезда в Марково, мне сообщили, что Григорий скоропостижно скончался в одной из больниц г. Иркутска. Правда моя поездка в Марково всё же состоялась. Более того, я стал приезжать туда часто - каждые два-три года, останавливаясь в его доме и пользуясь гостеприимством жены Григория, простой и доброй русской женщины Надежды Ивановны. И до сих пор памятна печальная судьба её мужа - этого честного человека, который поступил в институт, чтобы получить высшее образование, но бросил всё, обрекая себя на невыносимо тяжелую жизнь, чтобы избежать ужаса заключения в ГУЛАГе.