По Лене от Качуга до Бодайбо

(весна в верховьях Лены, или сплав грузов на карбазах для "Лензолото")

Отрывок из воспоминаний К.Х. Соловьёва, названных им "Рассказ о таёжном крестьянском парне, пришедшем работать на ленское пароходство "Лензолото". Автор воспоминаний Константин Харитонович Соловьёв (1906-1984) родился в Верхоленске, там же окончил городское училище, затем - Ленинградский институт инженеров водного транспорта (заочно). Работал в Управление пароходства "Лензолотофлот" в Иркутске, был начальником планового отдела в Летно-испытательном институте им. М.М. Громова в г.  Жуковский Московской области. Со своей женой Роней Карловной Соловьёвой (1904-1981), родом из с. Анга Верхоленского округа, он познакомился во время одного из первых своих сплавов на карбазах по реке Лене.

   Весна в сибири запаздывает и в мае шумно избавляется от следов зимней стужи, спешит передать лету благоухание таёжной природы. Под лучами яркого солнца, проникающего во все, даже тёмные уголки земли, заканчивается таяние снега, с гор сбегают ручейки и ручьи, оставляя в углублениях дна небольшие озерца воды. На реке Лене ледоход, он начинается с верховьев реки и постепенно продвигается вниз к северу, оставляя по обеим сторонам реки валы ноздреватого льда, они быстро тают и через неделю исчезают, наступает период полой воды. В лесу отцветают подснежники, лужайки покрываются молодой зелёной травой, а вездесущие одуванчики набирают цветы и разрисовываю золотыми пейзажами зелёные ковры. На деревьях, растущих на южных склонах гор и в долинах, защищённых от северных ветров, зеленеет молодая листва. На северных склонах гор лиственные деревья принимают бурый цвет, на них набухли почки, готовые лопнуть и дать место зелёной листве. Лиственницы светлеют, на них развивается молодая хвоя. К концу мая крестьяне заканчивают сев яровых хлебов. Часть крестьян подумывает заработать немного денег на сплаве грузов на карбазах, плывущих по реке Лене.

  В один из ясных и тёплых дней третьей декады мая двадцатых годов нашего (20-го) века я, ещё молодой человек, пошёл искать работу в пароходстве, сейчас вышел на выступ скалы. Поднимаясь в гору, я вспотел, лицо заливал пот. На подходе к пристани, в тени деревьев я сел на кучу сухой хвои, с плеч снял мешок, в котором были сложены взятые из родного дома предметы: пара белья, полотенце, котелок, деревянная ложка, кружка, немного продуктов. к мешку были привязаны ватная телогрейка и сапоги. На мне была рубашка из "чёртовой кожи" с белыми пуговицами и полушерстяные штаны, ниже колен смятые в неровные складки, признак того, что штаны заправлялись в сапоги. Сейчас ноги были покрыты слоем пыли, так как я почти тридцать километров прошёл пешком.

  Надо было подкрепить свои силы. Я развязал мешок, достал хлеб, кусок жареной рыбы, начал есть, запивая молоком.

  Передо мной лежала долина верхнего течения реки Лены, в том месте, где я вышел на выступ скалы, горы сжали реку, и она быстрым течением несла свои воды на север, к Ледовитому океану. К югу горы немного отступали от реки, образовав довольно широкую долину, по дну которой река извивалась гигантской змеёй.

  На правом, возвышенном, берегу реки раскинулось село Качуг. Оно было всё на виду. Каменная церковь с сизо-голубым куполом, деревянное здание больницы, помещённое над селом у опушки соснового леса в окружении домиков для медицинского персонала. Густо застроенные дома села образовали две улицы, параллельно протянувшиеся вдоль берега реки. Третья улица спускалась от здания больницы к реке, по которой непрерывно от одного берега к другому плавал паром. Далее за селом по правому берегу реки лежала узкая степь, с одной стороны упирающаяся в горы, а прямо по горизонту виднелось селение. На левом, более низком берегу, выстроился ряд деревянных складов. Между складами и берегом реки стояли товарные лабазы, покрытые брезентом. Это была Качугская пристань "Лензолото" - конечная моя цель.

  Между товарными складами и лабазами по всей территории пристани разбросано около десятка деревянных домиков, в которых размещались служебные помещения пристани, квартиры и общежития сплавных служащих, лоцманов. Территория пристани с трёх сторон обнесена высоким тесовым забором, четвёртая, свободная сторона обращена к реке.

  В двухстах метрах от забора пристани, вдоль отходящих от реки гор, построены дома "Нового Качуга", они образовали улицу, проезжая часть которой была началом Иркутского тракта, главной артерии, питавшей население почти всей дельты реки Лены. По этому тракту зимой и летом непрерывным потоком шли караваны лошадиных подвод, перевозящих грузы из Иркутска до пристани Качуг.

  На водной глади у обоих берегов реки покачивались деревянные суда, именуемые карбазами.

  Пристань Качуг является самой верхней пристанью на реке Лене. Отсюда начинается сплав грузов для Ленских, а позднее для Алданских золотых приисков, для населения, живущего у берегов Лены и её притоков, включая обширный район Якутской Автономной советской социалистической Республики.

  До пристани качуг пароходы приходят редко, лишь в полые, в основном весенние воды. в средние и малые уровни воды суда пройти не могут. Поэтому участок реки от пристани Качуг до пристани Жигалово протяжённостью в 161 километр считается несудоходным.

  Пристань Качуг - это единственное своего рода предприятие во всём районе бывшего Верхоленского уезда. Здесь в течение короткой северной навигации местное население получает сезонную работу и заработок. Лишь некоторые представители населения становятся специалистами, навсегда связывают свою жизнь с пароходством.

  В двадцатые годы страна решала трудные экономические проблемы, создавался собственный валютный фонд. Прилагались большие усилия по добыче золота.    В эти годы на далёком сибирском севере проводились широкие геологоразведочные работы, реконструировались действующие прииски и открывались новые. В районы Севера направлялись технические кадры и рабочие, завозились оборудование, материалы и продовольствие. Решалась проблема транспорта.

  Река Лена не имела непосредственной связи с железной дорогой. Грузы завозились на лошадях на три верхние пристани: Качуг, Жигалово и Усть-Кут. При этом объём перевозок по этим трём пристаням был неравномерным. Например, Усть-Кут принимал лишь около трёх процентов всего грузопотока на Лену, Жигалово - около пяти процентов. Основной поток грузов перевозился из города Иркутска на пристань Качуг.

  Во время еды я думал. Что ждёт меня там, внизу, буду ли я принят на работу? Работать мне надо обязательно. Надо помогать матери растить детей.  Я вспомнил о матери, о своих трёх братьях и двух сёстрах. Все они были младше меня, и я, как старший, должен был о них заботиться. Отец умер два года тому назад, не оставив средст к существованию. С ранних лет я мечтал о работе в пароходстве. Мечтал собственными глазами увидеть другую жизнь. В школе я учился прилежно, много читал. Дома была приличная библиотека.

  И вот я у цели. Передо мной лежит новый мир с неведомыми между людьми отношениями. Как примет меня этот мир? От таких дум стало грустно, стало жаль оставленного позади детства с беззаботными играми, охотой в тайге на белку, колонка, зайца и других обитателей тайги. Я любил рыбную ловлю и умел поймать рыбу в реке и озёрах. Прервав думы, осмотрелся, жизнь звала вперёд.

  Сложив в мешок остатки своей пищи, я обулся в сапоги, встал и уверенными шагами стал спускаться по тропинке вниз. Через несколько минут я вступил на территорию пристани, и недавняя храбрость покинула меня, наступили страх, сомнения за своё будущее. На пристани много людей, все они что-то делали, и на меня никто не обращал внимания. Дома мне сказали, что по приходу на пристань надо найти Иннокентия Андреевича Шелковникова, ведающего наймом рабочих. В моей семье его знали, он бывал у моего отца. Знал его и я, но где найти его и как спросить о работе? Медленно идя вдоль причаленных к берегу карбазов и оглядываясь по сторонам, я увидел своего односельчанина - лоцмана Черепанова Ивана Григорьевича, топором обтесывающего бревно. Из бревна вырисовывалась форма большого весла. Вскоре я узнал, что это действительно было весло. Меня эта встреча обрадовала. Иван Григорьевич тоже увидел меня, воткнул топор в бревно, сел на него, из кармана вынул кисет и трубку и стал набивать её табаком.

  - Ну, сосед, - сказал Иван Григорьевич, - что ты топчешься на берегу, давай паря, подходи, садись.

  Я подошёл и опустился на бревно рядом с лоцманом.

  - Рассказывай, - продолжал иван григорьевич, - зачем пришёл на пристань? Не плавать ли собрался?

  -Плавать, дядя Иван, - отвечал я, - да вот, не знаю, где найти Иннокентия Андреевича и возьмёт ли он меня на работу?

  - На работу обязательно возьмёт, как же ему не взять-то. Видишь, сколько карбазов стоят у берега, на них нужны люди. Ты не торопись, посиди здесь немного и обязательно увидишь Иннокения Андреевича, он с утра не приходил сюда, а должен пройти здесь. Видишь вот эти карбаза, они гружены и сегодня должны отчалить. Он придёт провожать их.

  Возле указанных Иваном Григорьевичем карбазов суетились рабочие. одни катали по трапу бочки с солёным мясом, другие подгоняли по месту гребные вёсла, навязывали к бортам карбазов доски и лодку.

  Не успел я хорошо осмотреться по сторонам, как со стороны конторы пристани показалась группа людей, и около них я узнал Иннокентия Андреевича. Это был человек около сорока лет, высокого роста, крепкого телосложения, с правильными чертами лица, тёмно-русыми волосами, большими открытыми глазами и густыми бровями, рот окаймлён пышными усами. Красавец-мужчина. Одет он был в рубаху-толстовку, подпоясанную тонким ремнём с металлическими украшениями, в брюках, заправленных в сапоги. Шагал он уверенно, как человек, знающий себе цену.

  Иван Григорьевич, видя мою застенчивость, встал с бревна, выколотил из трубки пепел, положил трубку в карман куртки, пошёл навстречу группе, остановил Иннокентия Андреевича. О чём они говорили, я не слышал, но через минуту Иннокентий Андреевич повернулся и подозвал меня к себе.

  - Здравствуй, - заговорил Иннокентий Андреевич, - а ты, я вижу, плавать собрался?

  - Да! Я хочу плавать. Помогите мне, - склонив голову, произнёс я.

  - Это я сделаю охотно, - проговорил Иннокентий Андреевич, - нам люди нужны. Иди в тот конец пристани, там, у общежития лоцманов, найдёшь Григория Борисовича, надворного распорядителя, на пристани его каждый знает. Скажи ему, что я велел зачислить тебя сплавным караульным. От него зайди в контору к кассиру. Кассир запишет тебя в книгу и выдаст расчетную книжку. Ну-ну, не вешай носа, не бойся, будь смелее. Беги, не теряй времени, а то скоро конец работы. Если что будет не так, подожди меня в конторе, я отправлю карбаза и приду туда.

  С этими словами Иннокентий Андреевич пошёл к карбазам, у которых хлопотали рабочие. Я взял в руки свой мешок и отправился на поиски Григория Борисовича. Григория Борисовича я признал среди группы бородатых людей - сплавных лоцманов. Григорий борисович, жестикулируя руками, записывал лоцманов в свою записную книжку, распределял лоцманов по связкам карбазов, называл им фамилии сплавных служащих и просил их завтра с утра приступить к работе.

  Григорий Борисович - живой и общительный с людьми человек лет пятидесяти, небольшого роста, широколицый, с умными глазами. Одет в простую рубашку-косоворотку, полушерстяные измятые штаны, к которым утюг не прикасался, кепку, на ногах ичиги. Ичиги - обувь местных крестьян, что-то вроде сапог с вшитыми мягкими подошвами. Чтобы ступни ног не ощущали неровностей поверхности земли, внутрь ичигов кладётся стелька из соломы или сена. Григорий Борисович, заметил меня, переминающегося с ноги на ногу, приветливо спросил:
  - Ты меня ждёшь?

  - Да! Меня к вам прислал Иннокентий Андреевич и велел определить на работу сплавным.

  - Это можно. Ты вовремя пришёл. Сейчас как раз формируются сплавные бригады, я включу тебя в одну из них. Скажи своё имя, запишу тебя в свою книжку, откуда пришёл и сколько тебе лет? - быстро спрашивал Григорий Борисович.

  - Меня зовут Соловьёв Константин, мне восемнадцать лет, я пришёл из Верхоленска.

  - Ты что сразу-то не сказал, что ты из Верхоленска. Я тоже оттуда, - вскричал Григорий Борисович. И уже спокойнее спросил:
  - Ты говоришь, что тебе восемнадцать лет. моему сыну Генке тоже восемнадцать лет. Вы вместе должны были учиться в школе. Фамилия наша Пихтины. Мы живём в нижнем конце города. Знаешь Генку?

  - Конечно, знаю. Мы с ним учились в одном классе, - отвечал я.

  - Вот и познакомились, - приветливо проговорил Григорий Борисович, - ты в конторе у кассира был?

  -Не был, - отвечал я, - мне сказали, что вначале я должен встретить вас.

  - Сейчас я пойду в контору. Пойдём со мной. Ты себе ночлег-то нашёл? Где ночевать-то собираешься? - спросил Григорий Борисович.

  - Не знаю. Я только что пришёл из дома.

  - Пойдёшь в нижний конец пристани, там увидишь небольшой барак вроде таёжного зимовья, в нём и заночуешь, скажешь, что я прислал. Утром на работу. Понял? - напутствовал меня Григорий Борисович.

  - Понял! - уже весело проговорил я.

  - Вот и контора, - продолжал говорить Григорий Борисович, - я тебя сейчас познакомлю с кассиром. Он у нас кассир, бухгалтер, составитель сводок по использованию рабочей силы и оформитель кадров. Больше его знают как кассира, потому что получают у него деньги.

  Вошли в контору.

  - Николай Петрович, - обратился Григорий Борисович к человеку, сидящему в небольшой комнате с открытым окошком в коридор. Я привёл к тебе своего земляку, Костю. Быстренько оформи его сплавным караульным, выдай ему расчетную книжку да расскажи, где он может получить продукты. Небось голодный.

  С этими словами Григорий Борисович ушёл в свой угол, отведённый ему в конторе. Кассир Николай Петрович спросил у меня фамилию, имя и отчество, возраст и место рождения, записал всё это в книгу, выписал расчётную книжку, вручил её мне и предупредил:
  - эта книжка является твоим личным документом на период всей навигации, храни её как зеницу ока. по ней на всех пристанях "Лензолото" можешь получать продукты и деньги. можешь сейчас пойти в продуктовый склад, он сзади нашей конторы, и на несколько дней взять продукты, одежду и обувь. До свидания.
  - Спасибо! До свидания, - проговорил я, схватил расчётную книжку и выбежал из конторы.

  И вот я с расчётной книжкой, шагаю по пристани к её верхней части. В меня вошло что-то новое, ранее не известное. Подумать только: утром вышел из дома в поисках своего счастья, а вечером  уже принят на работу. О характере работы я имел смутное представление. Но я дал себе слово не бояться никакой работы. Я знал, что надо чему-то научиться, надо терпеливо работать и работать. С этими думами я, осматривая пристань, пошёл искать общежитие сплавных караульных. спать в душном бараке, наводнённом какими-то злющими насекомыми, не было никакой возможности. Ночью вышел на улицу, встряхнулся и сел на обрубок бревна, прижался к стене забора, заснул. Проснулся, когда Григорий Борисович начал тормошить своего работник, сладко спавшего до высоко поднявшегося солнца. Григорий Борисович, узнав о моих ночных мытарствах, пообещал разобраться с общежитием.

  Пошли по пристани. Григорий Борисович, указав на глубоко сидящий в воде карбаз, сказал:
  - Надо срочно откачать из него воду, видишь большую бочку, в ней стоят железные помпы, возьми одну и начинай работать.

  Я остался один. Прежде всего надо было пристроить свой мешок, забрался на карбаз, мешок положил в его носовую часть, осмотрелся. Карбаз мне не понравился. Это было непонятное судно: ни барка, ни лодка, а какой-то утюг, днище карбаза - плоский пятиугольник. От грузовой прямоугольной площади примыкает треугольная носовая часть. Карбаз состоит из кокор-шпангоутов. Стволы кокор составляют основу днища, корневая часть - основу бортов. Днище и борта обшиты досками. Все крепления осуществлены деревянными штырями-пятниками.

  Карбаз, действительно, находился в плачевном состоянии, нижние шпангоуты были полностью покрыты водой. Надо срочно отливать воду. я срочно побежал к бочке, взял понравившуюся помпу, вылил из неё воду, вернулся на карбаз, пристроил помпу к борту карбаза и начал качать, вода не шла. Помпа не работала. Как я ни старался, ничего не выходило. Помпа шипела, фурчала, скрипела, а воду не подавала. Я снова побежал к бочке, взял другую помпу, попробовал качать из бочки, работает. Вылил из помпы в воду, побежал в карбаз, начал качать, вода не идёт. Что за наваждение, помпа в бочке работает, в карбазе нет. Я перепробовал все помпы, находившиеся в бочке. А время идёт, вода в карбазе прибывает. Как на грех вокруг никого нет, спросить не у кого, да в первое время неудобно было и спрашивать.

  В середине дня появился Григорий Борисович. Он сразу же заметил неладное.
  - Что это у тебя. Почему не качаешь воду? - серьёзным тоном спрашивал Григорий Борисович.
  - Не могу качать, помпы не работают, - отвечал я.
  - Как это, не работают, - почти кричал Григорий Борисович.
  - В бочке работают, а здесь нет. Я все помпы перепробовал, - с поникшей головой бормотал я.
  - А ты воду заливал в помпы, когда пристраивал их карбазе? - спросил Григорий Борисович.
  - Нет, не заливал, - ответил я.
  - Я так и знал. Такие работнички утопят здесь все карбаза. Что делать мне с тобой? Ты, паря, быстро залей воду в помпу и качай, - приказным тоном произнёс Григорий Борисович.

  Я кепкой зачерпнул из реки воду, залил в помпу, начал качать, вода полилась.
  - Ну, слава Богу, - вскричал Григорий Борисович. - Ты качай, а я пригоню с вёдрами помощников тебе.

  Вскоре на карбаз с вёдрами и помпами прибежали два человека. Втроём почти три часа, без передышки, отливали воду из карбаза и спасли его от затопления. Когда пришёл Григорий Борисович, работа на карбазе подошла к концу. Три молодых человека, напившись речной воды, сидели, курили. Григорий Борисович, проверив работу, повеселел и сказал:
  - Молодцы ребята, славно поработали. Вы, ребята идите отдыхайте, а ты, - он повернулся ко мне, - в наказание останешься на карбазе. Если вода будет прибывать, откачивай. Я утром приду, посмотрю, можно ли тебе доверить карбаз во время рейса. Будь здоров.

  День угасал. На землю спустились сумерки. На пристани всё смолкло. Я остался один на один с карбазом, и ночью, пока у меня продолжалась эпопея с откачкой воды из карбаза, мне некогда было думать о предстоящем ночлеге. При одном воспоминании об общежитии у меня начинало чесаться всё тело. Теперь я знал, что эту ночь проведу на карбазе. Я сел в носовой части карбаза, не спеша поужинал ещё домашними продуктами. Затем осмотрел карбаз, остался удовлетворённым: вода прибывала не так уж сильно, терпимо, можно было немного вздремнуть. Ночью я просыпался, вставал, откачивал воду. Теперь помпа работала хорошо. Я понял устройство и принцип работы помпы. Страх прошёл. Угроза затопления карбаза миновала. Случилось так, что дальнейшие события в моей карьере освободили меня от возможности и необходимости пользоваться услугами общежития сплавных караульных, чему я был безмерно рад.
  Утром следующего дня пришел Григорий Борисович, похвалил меня за исправное несение ночной вахты, посмеялся над моей вчерашней недогадливостью и сказал:
  - Карбаз сегодня будем ставить под погрузку. Ты останешься на нём. Присматривайся ко всему, особенно к загрузке карбаза. Поплывёшь со сплавным служащим Воробьёвым Василием Михайловичем. Счастливого тебе начала.

  Утро выдалось солнечное. После прохлады всё сверкало весенними красками. В небе над водой в стремительном полёте носились ласточки. День обещал быть тёплым. Около восьми часов утра к карбазу подошёл лоцман, к моей радости им оказался знакомый мне Иван Григорьевич Черепанов. Но окликнул меня и попросил сойти на берег.
  - Так вот, Костя, - заговорил иван григорьевич, когда я вышел на берег, - мы вместе с тобой поплывём на этом карбазе. служащий также поплывёт на нём. Для служащего сейчас будем строить каюту и обеспечивать карбаз такелажем. строить каюту я буду с двумя рабочими, а ты в это время выпиши и принеси со склада такелаж. Кладовщик знает, что надо на один карбаз. твоё дело проследить, чтобы всё было исправно, понял?
  - Понял, дядя Вня, - весело отвечал я, - ты скажи мне, где склад и как зовут кладовщика, остальное я всё сделаю.
  - склад находится вон в том сарае, - отозвался лоцман, - видишь, дверь в сарае открыта, значит, кладовщик на месте. Кладовщика зову дядя Вася.

  Мне не надо было повторять задачу. Я сразу же вприпрыжку побежал к сараю и вскоре вернулся, загруженный разными предметами. Сходил ещё раз и принёс остальную мелочь, кроме двух брезентов, которые оказались тяжелыми для одного человека.

  Пока я ходил в сарай и перетаскивал такелаж, к карбазу подошли двое рабочих, которые вчера помогали мне отливать воду из тонущего карбаза.
  - Ребята, - обратился Иван Григорьевич к рабочим, - помогите парню со склада притащить брезенты. Ты же, Костя, сложи все вещи в носовую часть карбаза, особенно береги топор и тонкую верёвку для привязывания к карбазу лодки и оплеух. "Оплеуха" - это приспособление для снятия карбаза с мели. Их на карбазе две, по одной с каждого борта.

  Ребята принесли брезенты за один раз, положили в карбаз. Сооружение каюты не заняло много времени. Каюта - это небольшое помещение площадью около четырёх квадратных метров, обшитое тесом. Половину стенки каюты занимает входная дверь, открывающаяся вовнутрь карбаза. На двери устроили приспособление для навешивания висячего замка, внутри каюты сделали из теса топчан для постели служащего и стол. Затем внесли на карбаз кормовое рулевое весло, повесили его на место. Проверили настил на дне карбаза, принесли с берега недостающие доски, привели в порядок ящик для очага, на котором в течение всего рейса команда карбаза готовит себе пищу. Последней операцией в подготовке карбаза к плаванию был выбор на берегу двух досок, приготовленных для устройства "оплеух", сверление на концах отверстий для привязывания верёвок и установка "оплеух" на место по обоим бортам карбаза. Привязали лодку. Вся эта работа заняла около пяти часов.

  Закончив работу, лоцман ушёл обедать в своё общежитие. Там у них была повариха, которая варила пищу, прибирала помещение, словом, была хозяйкой общежития. Оставшиеся на карбазе, я и рабочие, взяли чайник, вымыли его в реке, один из рабочих сходил в общежитие лоцманов, у хозяйки попросил кипятка. Заварили чай. Это был первый настоящий чай на карбазе.

  Мои первые знакомые и товарищи были приняты на работу в качестве сплавных караульных, но до своего назначение на карбазе они выполняли разные работы на пристани. Оба они не раз плавали на карбазах, были опытными работниками. Сейчас они ждали своих служащих, с которыми плавали ранее. Они первые, не говоря о Григории Борисовиче, научили меня владеть помпой, и сейчас старший из них говорил:
  - Первое, Костя, надо помогать лоцману следить за правильной загрузкой карбаза. Надо, чтобы при погрузке не было допущено перекоса в осадке карбаза, за этим следит лоцман, это его обязанность, но и ты не стой в стороне, смотри в оба. Если окажется небольшой перекос, то в пути, паря, ты хлебнёшь горя. В днище и бортах разойдутся пазы, сильно потечёт вода, замучаешься откачивать воду. Второе, при укладке грузов к карбазе надо выбрать место для сна. Надо научиться спать днём, так как ночью, пока карбаза плывут одиночками, спать не придётся. Потом, от Усть-Кута, когда поплывёшь полной связкой из четырёх карбазов, вас будет двое, и вы сможете организовать сменное дежурство, станет легче. Третье, надо научиться готовить себе горячую пищу, на сухомятке, паря, далеко не уплывёшь.
  - Спасибо, друзья, за советы, - постараюсь делать всё так, как вы говорите.

  После обеда пришёл лоцман, вдоль берега сплавили карбаз к месту его загрузки. Там произошла первая встреча со сплавным служащим Василием Михайловичем Воробьёвым. Василий Михайлович Воробьёв был человеком лет пятидесяти, среднего роста, с совершенно седой шевелюрой. Он был одет по-купечески: в старой поддежке, поношенных сапогах и чёрном картузе. Движения его были суетливыми. Пока к карбазу прилаживали устойчивый трап, он несколько раз пробегал от карбаза к хлебному лабазу и обратно. Из этого лабаза будет производиться отгрузка муки в мешках. У лабаза ожидал отгрузки кладовщик. Около него стояли весы. На мешках с мукой в разных позах сидели и лежали грузчики. Их было тридцать человек. Грузчики легко, привычно брали из лабаза мешки, клали их на весы. После взвешивания десятка мешков два человека брали с весов за углы мешок и ловко забрасывали его на подставленное грузчиком плечо. Грузчики, один за другим, быстрым шагом, как бы трусцой, щли по трапу на карбаз итам, по указанию лоцмана Ивана Григорьевича, укладывали мешки ровными рядами в четыре кладки.

  Бригада грузчиков была подобрана из крепко сложенных молодых людей. Движения их были легки и пластичны. Казалось, они не чувствуют тяжести груза, лишь проступающий на их рубашках пот указывал, что они выполняют очень тяжёлый труд. Никаких средств механизации на погрузочных работах не было. Погрузка на карбаза на пристани шла в четырёх местах. Это значит, что одновременно загружалось четыре связки карбазов.

  Весенние дни долгие. К восьми часам вечера на карбаз был положен последний мешок с мукой. Погрузка закончилась. Лоцман в последний раз взял линейку с делениями - он с ней не расставался в течение всего времени погрузки - промерил со всех сторон осадку карбаза, остался доволен, осадка оказалась равномерной. Я неотступно наблюдал за всеми действиями лоцмана и также облегчённо вздохнул. В карбазе за время погрузки не только не прибавилось воды, но, казалось, что уровень воды уменьшился. Это произошло за счёт выравнивания днища карбаза. На кладки грузов натянули брезенты, соорудили площадку для работы рулевым веслом. Площадка была поднята до верхнего уровня кладки грузов. Работа закончилась уже на подходе вечерних сумерек. Я снова провёл эту ночь на карбазе. На мои плечи легли заботы по охране всех ценностей, находящихся здесь. Я исправно нёс свою вахту, следил за уровнем воды в карбазе, систематически её откачивал.

  На следующий день загрузились остальные три карбаза, входящие в состав связки. В промежутках работы на других карбазах, на карбаз, на котором базировался сплавной служащий, привезли и погрузили продукты питания для команды всех четырёх карбазов. Продукты сложили в каюту служащего, на дверь которой Василий Михайлович тут же повесил замок.

  Вечером подошли команды гребцов, сплавили карбаза и причалили их в нижнем конце пристани, с тем, чтобы завтра с рассветом отправиться в путь. Пункт назначения - пристань Бодайбо на реке Витим, притоке реки Лены. Бодайбо - центр Ленского золотопромышленного района "Лензолото", отстоящий от пристани Качуг на расстоянии 1538 километров, из которых 1249 карбаза проплывут вниз по реке Лене до пристани Витим. В Витиме грузы из карбазов будут перегружены в баржи и далее пойдут на буксире за пароходом вверх по реке Витиму ещё 289 километров.

  Коротка весенняя ночь. В долине горной реки, текущей с юга на север, в безоблачное утро рассвет необычайно красив. Сперва окрашиваются в оранжево-золотистые цвета вершины гор. В долине ещё царит полумрак, а вершины гор ярко горят. Постепенно зарево солнечного свечения опускается вниз по их склону, и наступает рассвет в долине. Воздух свеж и чист. На глади реки возникает чуть заметная рябь. С первыми солнечными лучами над водой ощущается дуновение ветерка. В это время самые молодые обитатели реки - мальки рыб - прибиваются к берегу, к самой кромке воды и суши, непрерывным потоком, так называемой "руной", плывут вверх по течению реки. Вы редко увидите малька, плывущего вниз по реке, голова малька всегда обращена вверх по течению. Удивительное зрелище. Можно часами смотреть на этот марш-парад. Мелководье у берега реки охраняет от нападения хищных рыб. Если взять в руки горсть мальков, то можно увидеть гольяна и щуку, красноперку и окуня, ельца и хариуса, ерша и ленка, валька и тайменя. Растут они в одной дружной семье, пока взаимное содружество не станет взаимно опасным.

  Пристань пробуждается с рассветом. Первыми вдоль берега идут Григорий Борисович и Иннокентий Андреевич в сопровождении группы рабочих. Сегодня днём отправятся в плавание ещё три связки карбазов. Их тоже надо укомплектовать рабочими-гребцами, как это сделал Григорий Борисович для связки Воробьёва. Половина рабочих-гребцов поплывёт только до следующей пристани - Жигалово, остальные - до конца пути карбазов, то есть до пристани Витим. Первая группа, работающая на "коротком плече", формируется из жителей окрестных деревень, вторая группа - большей частью из людей, направляющихся из других областей страны для заработка на золотых приисках бассейна реки Лены.

  Иннокентий Андреевич остановился у карбаза, на котором находился служащий Воробьёв Василий Михайлович, а Григорий Борисович с группой рабочих пошёл дальше.
  - Василий Михайлович! Всё ли готово у вас к отплытию? - спрашивает у служащего Иннокентий Андреевич.
  - Всё готово, Иннокентий андреевич, люди все на месте. Разрешите отплывать, - рапортует Василий Михайлович.
  - Отплывайте, Василий Михайлович, - тоном приказа говорит Иннокентий Андреевич, - счастливого вам плавания!

  Иннокентий Андреевич уходит дальше, а Василий Михайлович идёт к головному карбазу своей связки, даёт указания к отплытию. За первым отчаливают и два других карбаза. Вскоре они вышли на фарватер и вошли в правый поворот реки. Карбаз, на котором находится сплавной служащий, отплывает последним. Сплавной служащий должен держать в своём поле зрения карбаза своей связки, а это можно осуществить тогда, когда он плывёт на последнем из них.

  На участке Качуг-Жигалово команда карбаза состоит из лоцмана, сплавного караульного, шести рабочих-гребцов. На последнем карбазе находится местопребывания сплавного служащего. На нашем карбазе лоцманом был Черепанов Иван Григорьевич, я был сплавным караульным, рабочие были разные по национальности, возрасту и социальному признаку. Три человек - русские, один из них местный житель, двое приехали из центральных областей России, один китаец, один бурят и один из местных цыган.

  Население верхней Лены в двадцатые годы нашего столетия (20-го века) состояло в основном из двух этнических групп: русских и бурят. Если проследить население по тракту Иркутск-Качуг, то оно будет выглядеть так. На первых сорока километрах проживают в основном русские. Далее, от сорокового и до сто восьмидесятого километра, живут преимущественно буряты (ныне Усть-Ордынский национальный округ). От сто восьмидесятого километра до пристани Качуг русские сёла перемежаются с бурятскими. По мере приближения к реке Лене бурятских улусов становится меньше, а ниже, до пристани Качуг на реке Лене, они уже не встречаются. Надо сказать, что территория верхней Лены, прилегающая к пристани Качуг, пожалуй, самая густонаселённая на всём протяжении верхней Лены. Там есть такие населённые пункты, как анга, Залог, Бирюлька, Малые голы, Манзурка и другие, славящиеся богатыми урожаями хлеба, особенно пшеницы. Буряты в основном занимаются животноводством. Промышленных предприятий во всём этом обширном районе нет. Послереволюционное преобразование Севера и всё увеличивающийся грузопоток на Лену всколыхнул и этот забытый богом уголок. Местные жители стали приобщаться к гужевым перевозкам грузов из Иркутска в Качуг и их сплаву на карбазах по реке Лене. Бурятское население в гужевых перевозках занимало солидный удельный вес, а на сплавные работы приходили небольшие группы бурят. И вот сенсация! На сплав грузов пришёл цыган. Это был первый представитель этой национальности на сплавных работах вообще, звали его Гриша. Он был назначен на связку Воробьёва. Китайца звали Вася, так он отрекомендовался. Уже несколько лет Вася жил и работал на Ленских золотых приисках, хорошо понимал русскую речь и говорил на ломаном языке. Сейчас он возвращался в Бодайбо. В прошлую навигацию он выехал в Иркутск, где выполнял поручения своей общины.

     (тут в рукописи пропущен лист)

  Основателями посёлков были ссыльные поселенцы из центральных областей России. Они-то и стали родоначальниками большей части русского населения Лены.

  Верхнее течение Лены изобилует быстрыми и мелкими перекатами. Между перекатами лентами до километра и более тянутся плесы с глубоким слоем и медленным течением воды.

  Отплывая от берега, все члены команды, кроме лоцмана, зачарованно смотрели по сторонам, созерцая девственную, не тронутую цивилизацией, суровую, но неизменно прекрасную природу этого края. Когда плывёшь на пароходе, да ещё вниз по реке, береговые пейзажи меняются быстро и запоминаются слабо. Другое дело, когда плывёшь на карбазах. Перед взором медленно проплывают горы, покрытые лесом. Затем они вдруг обрываются разрезавшей гору долиной речки или ручья. В малых долинах, преимущественно на южных склонах гор, виднеются обработанные крестьянами поля, весной они салатные и зелёные, летом золотисто-желтые, осенью буро-кирпичные. Иногда на опушках горных склонов правого берега реки виднеются заросли багульника, покрытые розовыми цветами, любимыми у сибиряков. У берега реки, вблизи полей, стоит деревня с рубленными деревянными домами, покрытыми тесом, часто с белыми окнами и наличниками над ними. Дворы около домов огорожены высокими тесовыми заборами с въездными воротами. Во дворах возведены небольшие амбары для хранения зерна, муки и других продуктов. Для коров, овец и свиней построены тёплые помещения - стаи, над которыми сооружены навесы-повети для хранения сена. В каждом дворе имеется собака, а там, где живут охотники, есть две, а то и три собаки. Основная порода - сибирская лайка. Вдоль берегов реки отдельными зелёными пятнами лежат отвоёванные у леса луга, на которых крестьяне пасут скот или косят сено.

  Осталась позади деревенька, и на несколько километров снова потянулись прибрежные горы, скалы, острова, покрытые лесом. Всё это не походит одно на другое. великолепно! Величественно!

  Последний карбаз связки промчался по дуге и выплыл на первый плес. Все ясно увидели плывущие один за другим три карбаза связки. Убедившись, что карбаза плывут нормально, сплавной служащий - "командир флотилии", состоящей из четырёх карбазов, укрылся в своей каюте и почти не выходил из неё. Василий Михайлович Воробьёв был человеком необщительным, недоверчивым и скупым, даже для себя. Недоверчивость его проявлялась во время первого отпуска команде продуктов. Продукты хранятся в каюте сплавного служащего. Обычно сплавному служащему отпускать команде продукты помогает караульный. Василий михайлович всё делал сам, в каюту никого не впускал. При взвешивании продуктов старался недовешивать. Команда сразу оценила все эти качества служащего и не одобрила их.

  Как было сказано выше, рабочие гребцы делятся на две группы. Одна из них временная, плывущая на первом участке пути от пристани Качуг до пристани Жигалово, время пребывания её на карбазе три-четыре дня. В эту группу вошли Егор бутаков, бурят Баглай и цыган Гриша, вторая группа состоит также из трёх человек: Спиридонов Иван Фомич, Королев Дмитрий Павлович и китаец Вася. Эта группа постоянная, плывущая до пункта назначения карбазов - пристани Витим.

  Постоянные рабочие по приходу на карбаз под брезентом соорудили уголки для отдыха и сна. Временные рабочие большую часть времени проводят у очага в носовой части карбаза. Вообще, днём, если нет дождя, все члены команды каждого карбаза находятся у очага. Здесь происходит их первое знакомство, оно начинается с добродушного взаимного подшучивания.
  - Как же это ты, Гриша, попал в нашу компанию, - спросил цыгана Егор, ты что, паря, плыть не боишься? Цыгане, как я знаю, боятся воды, как чёрт ладана. Вам бы скрипку да богатую свадьбу или именины, вот вы там на своём месте. Чудно!
  - Что чудно, - отвечал Гриша, - надоело мне болтаться без определённого дела, я давно думал посмотреть, как это люди плавают на карбазах. Может быть, и мне понравится. Чем чёрт не шутит!
  - Это верно, чем чёрт не шутит, - задумчиво проговорил Егор, - только гляжу я на тебя и вижу, не в себе ты, паря, весь дрожишь, да и глаза твои по сторонам шмыгают. Будь смелее, держись за меня. Приплывём в Жигалово, возьмём расчёт и обратно пешком потопаем. Я уж раз пять ходил.
  - Завидно мне, Егор, - проговорил Гриша, - ты спокоен и знаешь, что делать, а я не знаю. Я всё время чего-то боюсь. Мне чудится, что эта посудина вот-вот развалится. Ты слышал, как она скрипела, как мы греблись на том перекате? Нет, я больше не поплыву и другим цыганам накажу, чтобы не плавали. Не наше это дело.
  - Зря, Гриша, так говоришь, - вступил в разговор Иван Фомич, - просто вы, цыгане, не привыкли выполнять определённую работу. Вы не знаете, что такое систематический труд. Если бы знали, то не гнушались бы никакой работы, вот я, к примеру, вырос в крестьянской семье. Чего только не пришлось делать, все работы, какие мог придумать хозяин, и все работы, какие придумывала хозяйка. Такая работа на чужого дядю может надоесть и надоедала мне. В гражданскую я воевал, демобилизовался и поехал искать своего счастья здесь, в Сибири. А плыть мне нравится. Как-то спокойнее на душе стало, когда отплыл от берега в Качуге. И на прииск я приеду, не испугаюсь любой работы. Жизнь, Гриша, это труд, и весь твой страх пройдёт. Так что, держись, не настраивай себя на плохое. Будь веселей.
  - Хорошо ты говоришь, Иван, - проговорил цыган, - головой я тебя понимаю и соглашаюсь с тобой, а душой боюсь. Видно, не по мне это дело.

  Карбаза плыли уже несколько часов, прошли ряд перекатов и несколько деревень. На плесах команды отдыхали. Впереди виднелись буруны нового переката. Лоцман или замечтался, или немного вздремнул, сказалась тяжёлая работа на пристани при непродолжительном отдыхе. Подплывая к перекату, он не сиог вовремя направить движение карбаза в нужную сторону, и когда карбаз входил в перекат, то правым бортом задел за береговую отмель. Он днищем своим начал задевать каменистое дно отмели, его затрясло, карбаз заскрипел, из-под днища стали вылетать головки деревянных штырей-пятников. Затем он развернулся на сто восемьдесят градусов и всем левым бортом прижался к мели. Карбаз остановился, сел на мель. До берега оставалось до десяти шагов мелкой воды. Цыган оцепенел, его глаза сделались безумными, он дико закричал:
  - Ой, батюшки, вода кончал, земля пошел.
С этим выкриком цыган перемахнул через борт карбаза и без оглядки поскакал на берег. Не останавливаясь и не оглядываясь, он бежал по прямой от берега по направлению к видневшейся вдали деревне. На окрики с карбаза он не реагировал и через пять минут исчез из виду. На карбазе же принимались срочные меры по снятию его с мели.

  Лоцман обмерил уровень воды вокруг карбаза и решил, что снимать его с мели можно при помощи оплеухи. В метре от кормы нижнего обвода правого борта лоцман забил железный костыль и привязал к нему задний конец оплеухи. В узел верёвки вставил палку для управления оплеухой. Этой палкой он поставил оплеуху на ребро. К её переднему концу он привязал конец каната, которым карбаз причаливается к берегу. Свободной частью каната двумя кольцами обвил выступающую часть носовой кокоры карбаза. Затем приказал рабочим взять шесты, спустить за левый борт в воду и приподнимать его, как только заработает оплеуха. Лоцман заставил меня пойти по обводу оплеухой и палкой удерживать её на ребре. Затем лоцман начал травить канат, оплеуха стала отходить от карбаза в сторону русла реки и приняла на себя напор воды, то есть "заработала", сильно натянула канат, уровень воды между карбазом и оплеухой поднялся. Рабочие в это время поднажали на шесты, и карбаз медленно начал сползать с мели, разворачиваться и оказался на плаву. Лоцман вскочил на свою площадку, стал энергично грести рулевым веслом. Рабочие тоже забрались в карбаз и шестами помогли ему отплыть к фарватеру реки. Я поставил на место и закрепил оплеуху.

  Операция по снятию карбаза с мели заняла около получаса. Миновав злополучный перекат, карбаз выплыл на очередной плес. Как только снялось нервное напряжение и возбуждение от работы по снятию карбаза с мели, вспомнили о цыгане.
  - Братцы, - воскликнул Егор, - видали, как наш цыган бросился бежать. Когда он завопил "вода кончал - земля пошёл", я испугался, подумал, что он помрёт на месте.
  - Не надо так, Егор, - сказал Иван Фомич, - очень плохо, что не догнали его и не вернули на карбаз. Если бы вернули, он бы переболел это происшествие, убедился бы, что посадка карбаза на мель - не такое уж страшное дело, а есть неизбежная составная часть рейса по мелководной части реки. Он мог бы остаться с нами. Теперь же его судьба решена, он никогда не взойдёт на карбаз. Жаль!

  Служащий во время работы по снятию карбаза с мели суетливо бегал от одного его борта к другому, ворчал что-то в адрес лоцмана, но практически ничем не помог в работе. Когда карбаз вновь оказался на плаву, он скрылся в своей каюте. Лишь на склоне дня он вышел, зачерпнул из реки воду и повесил котелок над костром. В котелок положил пять штук яиц. Когда ушёл в свою каюту, вода в котелке закипела. Василий Михайлович снял с костра котелок и ушёл к себе. Ел он в одиночестве. Чая в котелке не заваривал, а брал мизерную щепотку чая, бросал его в кружку, заливал кипятком и пил. Сахар носил в кармане. Во время чаепития он однажды вынимал кусочек из кармана, откусывал от него крохотную часть и снова прятал в карман. С одним кусочком пиленого сахара он мог попить чай до десятка раз. В этот рейс он взял с собой пару солёных и подвяленных рыб (кету) и два мешка ржаных сухарей. Отрежет маленький кусочек рыбки, пососёт её, а потом с удовольствием пьёт свой символический чай, обмакивая в него куски сухарей. Он не дозволял себе взять из бочки кусок солёного мяса и сварить щи или борщ.

  Служащим очень заинтересовался бурят Баглвй, он внимательно следил за варкой яиц, затем в полуоткрытую дверь каюты наблюдал, как Василий Михайлович вынул яйца из котелка, четыре из них положил на угол стола, прикрыл их тряпкой, пятое яйцо долго гладил в руках, пока не решился разбить его и съесть. По окончании еды он увидел ближе всех от своей каюты Баглая, подозвал его и попросил вылить за борт воду из-под яиц. Баглай взял котелок, прошёл с ним в носовую часть карбаза, понюхал воду в котелке, осторожно попробовал на язык, отпил пару глотков, почмокал, изумлённо воскликнул:
  - Мужики! Служащий яйца варил, а шарбу мне давал. Ну, чисто вода!
С этими словами он выплеснул воду из котелка. Раздался дружный смех. Смеялись до слёз в глазах.
  - Ты что, Баглай, - вскричал Егор, - яиц никогда не ел?
  - Не ел! - отвечал Баглай. - В нашем улусе куриц нет, у нас варят мясо. Шибко сладкое бывает мясо молодой кобылицы. От мяса шарба бывает хорошей, мы её пьём.
  - Скажи, зачем ты пришёл на сплав? - продолжал спрашивать Егор.
  - Надоело в улусе. Хочу своими глазами увидеть и узнать, как люди живут на белом свете, - оживился Баглай. - Сегодня я смотрел, как цыган испугался и убежал, как служащий яйца варил, шарбу мне давал, как надо снимать с мели карбаз. Уже много, а?
  - А ты, Баглай, хороший парень, из тебя выйдет толк, - искренне восхищался Егор. - Молодец, что ты не обижался, кода мы смеялись над тобой из-за шарбы из яиц. А ты здорово шарбу окрестил: "Ну, чисто вода". Молодец, Баглай! Из Жигалова вместе пойдём домой.
Егор встал и потряс руку Баглая. Маленькое событие и разговор Егора с Баглаем всех развеселили, и все забыли про злополучную мель и бегство цыгана.

  К полудню следующего дня карбаза благополучно причалили к пристани Жигалово. Здесь временные рабочие (два лоцмана) были отпущены, служащий выдал им расчет. Оставшиеся два лоцмана с постоянными рабочими связали кормами вместе по два карбаза. Было удивительно: карбазы по форме напоминали утюг; когда их соединили кормовыми сторонами, они образовали судно, похожее на большую лодку. Рулевые вёсла перенесли и укрепили в носовой части каждого карбаза. Для работы с этими вёслами перестроили бывшие площадки лоцманов. Теперь эти вёсла становились основными рабочими вёслами, и рабочие-гребцы во время плавания будут находиться на этих площадках. Гребные вёсла на носу карбаза на этом участке использовались редко, но со своих мест не снимались.

  Лоцманом на связке из двух карбазов остался Иван Григорьевич Чепепанов. Он устроил для себя рабочее место на одной из кладок груза. Теперь он непосредственно не управлял веслом, а отдавал команды рабочим, которые их старательно выполняли.

  Со складов пристани пополнили запас продуктов, в основном хлеба. На карбазе стало свободнее. У очага в носовой части каждый получил своё место, изготовил скамеечку. Сообща соорудили переносной стол. Словом, начали по-хозяйски обживать карбаз.

  Весна в Сибири торопит. Пока на реке стоит высокий уровень воды, надо успеть спустить, то есть сплавить, от пристани Качуг до пристани Усть-Кут, где начинается судоходный участок реки, накопившиеся за зиму и весну грузы. Поэтому, как только карбаза были готовы к отплытию, командование Жигаловской пристани отдало распоряжение отчалить от берега, спуститься до ближайшего плеса и заночевать там. Пристань должна быть свободна и готова принять связку карбазов. На следующий день остались ночевать на плесе у правого берега реки. Над берегом нависала скала высотой не менее ста метров. От течения воды по реке до берега было около десяти метров. Берег представлял собой нагромождение битого камня-плитняка.

  Поужинали. Лоцман и рабочие улеглись спать. На дежурство заступили сплавные караульщики - я и мой коллега с другой пары карбазов Иван Тюменцев. Теперь каждый караульный обслуживал по два карбаза. Мы вместе осмотрели все карбаза. В двух из них нашли повышенный уровень воды, принялись её откачивать. Управившись с водой, пошли отдыхать к уже угасающему очагу костра в носовой части моего карбаза.

  Ночью на реке тихо, ветерок стихает, всё погружается в сон. Клонит ко сну, но нам спать нельзя. Мы вполголоса ведём тихую беседу. Вдруг послышался звук падающего камня. Камень ударился о береговую насыпь, отскочил, как мяч, и упал в воду недалеко от карбаза. Через минуту ещё камень упал, потом ещё и ещё. Мы забеспокоились, недоумевая, кто же мог обстреливать камнями карбаза. Внимательно присмотрелись и увидели на самой кромке скалы силуэт медведя, бросающего камень. Мишке, видимо, нравилось это занятие, он порезвился так около четверти часа, затем исчез, и всё смолкло. Дрему как рукой сняло, и мы до самого восхода солнца внимательно присматривались и прислушивались к окружающей местности. Больше нас никто не беспокоил. Лишь изредка в тайге раздавалось гукание самцов косули-гурана.

  Когда лоцман вышел из своего убежища под брезентом, я рассказал ему о ночном госте. Он выслушал и не удивился:
  - Здесь, паря, места глухие. Медведи в этом районе часто выходят на берег, особенно в жаркие дни.

  Лоцман разбудил рабочих, подал сигнал об отплытии на другую пару карбазов, велел рабочим выбрать якорь, и карбаза двинулись в путь. Ранней весной якорь давали на один карбаз связки.

  Теперь настала пора спать караульным. Выйдя из дома, я несколько суток по настоящему ещё не спал, чувствовал усталость. Сегодня, устроившись на ложе из мешков с мукой и укрывшись телогрейкой, мгновенно заснул. День подходил к концу, когда я сквозь сон услышал, что на карбазе возникла какая-то напряженная обстановка, слышался настойчивый голос лоцмана:
  - А ну, ребятки, поднажмите. Переднее весло давай сильнее влево, заднее весло поддерживай. Будем держать направление к тому мыску на левом берегу. Поднатужьтесь! Впереди узкий и быстрый перекат. Проскочим его, отдохнёте, за ним длинный и спокойный плес.

  Рабочие гребли изо всей силы. Вёсла скрипели, карбаза вздрагивали. Мой сон мгновенно прогнало, я выскочил из-под брезента, поднялся к рабочим. С площадки было хорошо видно всё вокруг. Впереди виднелся остров, река раздваивалась на протоки. Правая протока была шире левой, но лоцман почему-то направлял карбаза в левую протоку. Вскоре после того, как я вышел из своего убежища, цель лоцмана, по-видимому, была достигнута, и он скомандовал:
  - Шабаш! Только, ребята, не отходите от вёсел, и если понадобится, быстро исполняйте мою команду.

  Он стоял во весь рост, устремив взор на левую протоку. Было видно, что карбаза двигались по потоку воды, который обозначает фарватер. Карбаза быстро вошли в исток протоки, прозванный лоцманами за её суровый нрав "прорвой". На высоком левом берегу виднелась деревушка. Как только карбаза вошли в "Прорву", их принял такой стремительный поток воды, что за какую-то долю времени деревушка осталась позади. Кустики, росшие по берегам протоки, пронеслись мимо с головокружительной быстротой. Миновали протоку и выплыли на широкий и тихий плес.

  - Ну, ребята, прошли самое страшное место на этом участке реки, - проговорил лоцман и сел на своё место, - теперь можно и покурить.
  - Дядя Ваня, - спросил я, - почему вы повели карбаза в левую протоку, а не в правую, она шире, вроде бы, спокойней?
  - Ничего ты не знаешь об этом месте. Через всю реку здесь проходит вершина гребня подводной горы. В правой протоке дно реки ровнее, но уровень воды в ней ниже, летом выступают камни, там наши карбаза не пройдут. В левой протоке дно реки ровное, уровень воды выше, при входе в протоку есть небольшая ложбинка, вот она-то и представляет фарватер. Ты заметил стоящие по берегам створные столбы? Створные столбы указывают всем судам путь для прохода трудных участков реки. Нам они указали путь через левую протоку.

  Чем ниже по течению, тем полноводнее становится река Лена. Карбаза проплыли участки, где в Лену впадали реки Тутура, Илга, Орленга и множество других безымянных речек и ручьёв. Места пошли более суровые и менее обжитые. Здесь не стало промежуточных селений между почтовыми станциями.

  Однажды выплыли на один плес, лоцман сказал:
  - Вот что, ребята. В двух километрах отсюда есть остров, где растёт дикий лук. Если побольше собрать его да засолить, будет хорошая приправа к нашей еде.
  - Хорошо, шибко хорошо, - вскричал китаец Вася. - Дай мне два люди, иоя поедет и привезёт лук.
  - Возьми, Вася, Костю и Дмитрия. Смотрю я на Дмитрия, ходит хмурый, будто потерял что, голову повесил. Пусть немного растрясётся.

  Быстро отвязали лодку. Вася и Дмитрий сели за вёсла, меня посадили за руль. Мы скоро отдалились от карбазов и вдали увидели остров. Створы показали, что фарватер реки проходит по правой протоке. Я направил лодку туда. Причалили в середине острова, в низменной его части. Плантация лука началась в десяти шагах от береговой гальки, начали собирать лук и складывать его в кучки, минут через пятнадцать сбор закончили. При отплытии на лодке никто не взял посуду, куда можно было сложить собранный лук. Не раздумывая, Вася предложил снять с себя рубахи и в них сложить лук. Так и сделали. Карбаза уже проплыли, и нам пришлось их догонять, усиленно работая вёслами.

  Разбором и обработкой лука усиленно руководил Вася. Вообще, он был искусным кулинаром и поваром, любил это дело и охотно варил пищу для всей команды, кроме служащего. Он предложил мне изготовить палку-толкушку. Я топором обтесал полено, придал ему форму толкушки, перочинным ножиком обстругал её. Что-то получилось. Это "что-то" Вася одобрил. Начисто вымыли стол, и все принялись за работу. Вскоре лук был нарезан на мелкие части, Вася укладывал лук в ведро, солил и утрамбовывал его. Оказалось засоленным полное ведро лука, а часть растений в свежем виде осталась к столу на первые два дня. Все были довольны. К следующему острову поплыли рабочие с соседнего карбаза.
  - Здесь на многих островах и низинах на берегах реки растёт дикий лук, - проговорил лоцман за первым обедом с луковой приправой, - местные жители луком лечат зубы.

  На пятый день пути от Жигалова карбаза проплыли последний населённый пункт перед пристанью Усть-Кут - Сурово. В те времена, когда здесь была устроена почтовая станция и поселили людей, поселенцы увидели, что почти у самой станции из-под земли бьют ключи с крепко солёной водой. В домашней посуде они принялись выпаривать воду и получили хорошую соль, пригодную для употребления в пищу. Весть об этом быстро разнеслась по округе. Ха солью в посёлок приезжали из Усть-Кута и вышележащих по Лене станций. Нашёлся предприимчивый купец, привёз в деревню железные противни, каждый площадью два-три квадратных метра, поставил их у берега на каменные столбы, нанял поселенцев заготовить дрова, подвезти их к своим сооружениям и начал варить соль. Его соль шла до самых верховьев Лены и вниз до города Киренска и далее. Эти сооружения и сейчас были видны на левом берегу реки, в них жители продолжали варить соль.

  Пристань Усть-Кут расположена на левом берегу реки, которая здесь круто поворачивает направо, и её течение как бы упирается в посёлок. За мысом поворота правого берега реки находится зона со слабым течением воды - удобное место для причаливания карбазов. Лоцманы на последней стоянке уговорили служащего причалить карбаза именно в этом месте. Поэтому при приближении к пристани обе связки карбазов направились к правому берегу. Первая связка плыла левее второй и, повернув направо, стала пригребать к берегу с расчетом причалить в двухстах метрах от угла поворота. Лоцман второй связки иван Григорьевич решил причалить сразу за углом поворота. велик был его испуг, когда он увидел, что на месте намечаемого причала стоит баржа, со всех сторон увешанная красными флажками. Это означало, что баржа загружена взрывчатыми материалами. В испуге лоцман настолько растерялся, что не мог вымолвить ни одной команды. Рабочие сами схватились за вёсла и начали отгребать от баржи. Но момент был упущен, карбаза несло на баржу. Столкновение казалось неизбежным.

  Дежурные матросы на барже, видя угрозу столкновения, стали метаться по палубе, двое из них прыгнули в воду. В это время я находился в кормовой части связки, готовился при причаливании к берегу выбросить якорь. Теперь мне лучше, чем другим, был виден поход карбазов к барже, я понял, что головной карбаз минует баржу, а удар придётся задним карбазом в самую середину баржи. Находясь на этом карбазе, ничего не помня и не понимая, я рывком поднял якорь и посадил его на гребное весло, которое выходило за черту борта карбаза примерно на полтора метра. Якорем весло заклинило в бортовом гнезде, и карбаз приблизился к барже. Касание произошло не корпусом карбаза, а концом весла. Весло заскользило по смоле борта баржи, амортизировало и погасило удар. Если бы весло не было заклинено, оно бы от удара сдвинулось внутрь карбаза, и удар бортом стал бы неизбежен. Карбаза пронесло мимо, катастрофа была предотвращена. Так же без команд лоцмана связку карбазов удалось причалить к берегу лишь в полукилометре ниже первой связки. Лоцман за это время не произнёс ни слова, а служащего трясла мелкая лихорадка.

  Когда лоцман пришёл в себя, он заявил служащему, что дальше не поплывёт, попросил дать ему расчёт и отвезти на пристань. Вскоре служащий, лоцман, Иван Фомич и Вася сели в лодку и уплыли к пристани на противоположный берег реки.

  Пока служащий находился на пристани, лоцман первой связки Василий Гаврилович Пуляевский спустил все карбаза к нам и организовал работу по соединению всех карбазов в одну связку. Теперь четыре карбаза были верёвками жёстко скреплены между собой. Получилось судно вроде катамарана.

  Василий Гаврилович был опытным судоводителем, делал всё не спеша, но основательно. С ним карбазам предстоял путь в 749 километров от Усть-Кута до пристани Витим.

  Служащий Василий Михайлович, Иван Фомич и Вася вернулись. Они привезли немного свежих продуктов. На утро назначили отплытие. Вечером на карбазе, где находился служащий, собрались все четыре команды. Обсуждали утреннее происшествие, когда чуть не протаранили баржу со взрывчаткой. Досыта посмеялись над испугом лоцмана Ивана Григорьевича, его растерянностью и беспомощностью и и удивлялись тому, как это я пятипудовым якорем  заклинил гребное весло.
  - Сам удивляюсь, - сказал я, - до сих пор не могу представить себе, почему с якорем я проделал такую операцию. Тоже, наверное, со страху.

  Дружный смех снова разнёсся над карбазами. Однако с тех пор отношение рабочих ко мне стало уважительным, а служащего Василия Михайловича - более доверительным.